В предыдущей статье я рассказал о первой части своих приключений в погоне за паспортом. Ну и постарался объяснить для тех, кого эта тема раньше не затрагивала, какие сложности есть у украинских трансгендеров и через что нам нужно пройти, чтобы получить наконец новый паспорт и начать нормально жить. Как вы помните, мой путь лежал в чертоги разума на свидание с их властительницей. В психиатрическое отделение, в общем, для встречи с завом. Договорился я с ней о дате и времени прихода по телефону, что дал мне весёлый “медведь”-психиатр из районного ПНД. Я несколько волновался, но опасения оказались напрасными. Психиаторка оказалась интеллигентнейшей молодой женщиной, настоящим профессионалом и понимающим человеком. Не буду скромничать: моё умение общаться также сыграло роль в налаживании контакта. Я оказался прав в том, что пациентов по трансгендерной тематике в их практике ещё не было, так что мои распечатки оказались очень к месту. Их незнание сыграло мне в плюс, потому что вопрос от специалиста: «Что вам от нас конкретно нужно в результате получить?» – был немного… похож на карт-бланш. Я сказал, в каких формулировках мне нужна бумага, подписи скольких врачей необходимы и получил на это согласие. К слову, такая форма заключения абсолютно официальна и законна. То, что обычно они выписывают её иначе – возможная вариация, но не обязанность. Обычно подписывает один врач и в заключении стоит просто код диагноза. Но это лишь потому, что пациент (и врач) не знает, как можно иначе.
Пациент обычно говорит что-то вроде: «Здравствуйте, мне нужен диагноз для комиссии», а психиатр по результатам обследования его и выдаёт без каких-либо дополнений.
Во время общения мы обсудили вопрос о стационарном обследовании. Как я упоминал, по нынешнему закону оно необходимо, но, кроме оговорённых выше проблем для пациента, есть ещё проблемы для больницы. Они появляются в случае явного внешнего расхождения внешности пациента и пола, указанного в паспорте. Моя завотделением была обескуражена и не знала, что со мной делать: «Понимаете, сложилась совершенно дурацкая ситуация. По документам я не могу положить вас в мужское отделение. Но по внешности направить в женское также совершенно невозможно! Вы представляете, что там будет твориться? Это же психиатрия, в конце концов, у нас много нестабильных пациенток. Как они будут реагировать на то, что с ними в одном отделении лежит явный мужчина?»
Месячное заточение в компании женщин с очаровательными душевными недугами никогда не было моей любимой фантазией, поэтому мы обговорили проблему и пришли к устраивающему всех компромиссу. К какому конкретно, я говорить не буду, но… побольше бы таких понимающих и заботящихся о своих пациентах специалистов.
Считаю необходимым упомянуть о своей лжи. Во время общения со всеми специалистами я безбожно, смело и нахально врал о своей ориентации, о том, что мне нравятся девушки, а не парни. Выбор – врать или не врать – дался мне тяжело, так как необходимость вынужденно носить чужую маску болезненна для меня. Но на данный момент уровень компетентности врачей в Украине таков, что даже простой цисгендерный гей ввергает их во фрустрацию. Чего уж говорить о гее трансгендерном. Хотя, казалось бы, простейшая же мысль, что ориентация и гендерная идентичность никак не связаны, что ориентация – это кто нам нравится, а идентичность – кем мы себя ощущаем. Что если цисгендерные мужчины (те, у которых гендер совпадает с биологическим полом) могут быть как гетеро, так би или геями, то и трансгендерные мужчины также могут обладать любой из ориентаций. Но нет. Все всё равно ожидают соответствия каким-то замшелым советским учебникам, где если ты «из девочки в мальчика», то обязательно соответствуешь стереотипам мужественности и любишь только девочек. Гетеронормативность во всей красе. Поэтому люди, проходящие обследования (и я в том числе), вынуждены лгать о своей ориентации и обо всё ином, что не соответствует ожидаемой врачом картине. Потому что если не будет соответствовать, то велик шанс отказа в диагнозе: «Какой же ты транс, если тебе парни нравятся, волосы длинные и футбол не любишь?» Да что там говорить, если даже форма трусов может быть вменена как несоответствие «трансгендерности»! К знакомому врачи придирались из-за того, что на нём были не семейки, а трусы плавками. Не по-пацански, ага. В результате, абсолютное большинство трансгендерных геев и би нещадно врёт, чтобы получить жизненно необходимое разрешение. Рассказывают врачам про то, как им нравятся девушки, как они влюблены, зовут подруг сыграть роль коханой. А вечером возвращаются к своим любимым Тарасам, Ильям и Димам. Ну, или смотрят гей-порно, если не к кому на тот момент возвращаться.
Врачи же получают очередное 100% соответствие заданному учебниками образу, вписывают его в статистику, и она пополняется ещё одним супер-мужественно-маскулинным-гетеро-транс-мужиком. Понятное дело. Если бы вы могли получить спасительное лекарство, только перечислив все 33 устаревших симптома, то даже если б у вас каких-то не было – оттарабанили бы весь список, уверен. И это правильно: на кону ваша жизнь, и если вынуждают врать – приходится врать. Но сам по себе этот замкнутый круг отвратителен. Что хуже: он нерационален. Он мешает видеть верную картину мира, в которой есть транс-люди всех ориентаций. Потому я и многие другие работаем над изменением этой ситуации.
Возвращаясь к хронологии: обследовался и получил заключение с нужными формулировками я без проблем. Настало время выбора хирурга. После долгих размышлений, сравнений фото результатов, консультаций как с самими хирургами, так и с их клиентами, я остановился на Старцевой. О чём ни на секунду не жалею. Основным критерием выбора, тем, от чего я плясал, был размер груди. У меня он был твёрдая тройка, после похудения и года гормонотерапии около двух с половиной. А метод операции напрямую зависит от размера. Небольшую грудь вполне возможно оперировать по ареоле, не оставляя потом заметных шрамов. И в подобного рода операциях мастер как раз Стасевич из Минска. Грудь же больше полутора уже сложно оперировать по ареоле, с такими размерами обычно работают иным методом, так называемой «улыбкой». Название отражает способ, которым удаляется железы и излишки кожи – через два симметричных, плавно изогнутых разреза по нижней линии груди. Старцева была признанной королевой «улыбок» на тот момент (вполне возможно, что и сейчас тоже). Также не менее важным аргументом в пользу выбора именно Старцевой была форма заключения о проведённой операции, которую она выдавала. Там значилась фраза «проведена необратимая хирургическая смена (коррекция) пола». С этой формулировкой, по совету моего милого Овидия потом можно было попробовать поменять документы вообще без комиссии. Таким образом, Олеся Игоревна взяла первое место в конкурсе «Выбери хирурга». Я съездил в Москву и прооперировался, параллельно пережив один из самых прекрасных в моей жизни романов, который стал началом чего-то большего (поистине волшебная история, но… не относится к теме статьи).
Вернувшись домой, я далеко не сразу начал совершать попытки сменить документы. Во-первых, я был настолько счастлив дышать открытой грудью, что просто наслаждался жизнью. Во-вторых, я всё-таки был уверен, что для смены документов по законам Украины необходима стерилизация (средневековая дикость!). Каким образом люди обычно проходят эту дистанцию?
- Получают диагноз.
- Идут на комиссию, где получают разрешения на операции.
-
Делают их (с обязательной стерилизацией).
-
Приносят на комиссию справку о проделанной стерилизации.
-
Получают от комиссии справку с установленной обязательной формулировкой «проведена необратимая хирургическая смена пола» – без этой формулировки ЗАГС документы не поменяет. Тут важное уточнение: в основном законе о смене пола нет упоминания об обязательной стерилизации. Там есть только фраза о «необратимой смене пола» без указания конкретной необходимой операции. И по факту требование именно стерилизации является противозаконным и необоснованным.
-
Идут в ЗАГС и меняют сначала свидетельство, потом паспорт.
У меня же, благодаря верным советам, везению и умению общаться, получилось прыгнуть через второй пункт сразу на третий (где я сделал только операцию по удалению груди). А благодаря формулировке в справке от хирурга я скакнул через 4 и 5 пункты разом. В результате, когда я таки собрался и дошёл до ЗАГСА, предъявил им все свои бумаги и спросил, поменяют ли они мне документы согласно закону – они ответили “да”! Ну конечно же, ведь в заключении хирурга у меня была фраза о «необратимой хирургической смене пола», что и требовалось согласно закону. Мне повезло в том, что это был ЗАГС не очень крупного города, и трансгендерных граждан к ним обращалось немного (как мне сказали, двое до меня). Предположу, что все они имели справку от комиссии с требуемой формулировкой, потому причин для запроса в Киев не было. Потому работницы ЗАГСа действовали в моём случае строго по закону: сверились с приказом о процедуре смены документов в таком случае – формулировка моего заключения об операции полностью соответствовала требованиям приказа, поэтому мне абсолютно без проблем поменяли свидетельство о рождении, а потом и паспорт. Сказать, что я был счастлив – это ничего не сказать. Людям, у которых не было таких проблем, сложно объяснить, что ты чувствуешь, когда понимаешь: вся эта куча проблем наконец-то закончилась, ты её разгрёб и можешь жить дальше, как все остальные люди.
Мой транзишен занял три года: за год до операции я начал гормонотерапию и через два года после операции я поменял документы. Мог бы и раньше, но не знал, что есть возможность сделать это без стерилизующей операции. А на неё у меня не было ни денег, ни желания, ни лишнего здоровья. Это были три года жизни с чужим паспортом. Я был настолько не похож на себя на фото, что каждый раз в поездках при пересечении границы собирался целый консилиум из сотрудников паспортного контроля, чтобы решить, пропускать меня или нет. И это несмотря на то, что я всегда – ВСЕГДА – возил с собой все медицинские документы, объясняющие несоответствие внешности документам. Однажды меня едва пустили в поезд, так как проводник упёрся, что я еду по чужому паспорту, а стоянка поезда была около минуты. Пришлось просто физически вдавить его тамбур и продолжить доказывать ему свою позицию уже на ходу. Добавьте к этому кучу более мелких, но постоянно происходящих с вами неприятностей, когда вы ходите с чужим по факту паспортом. Чертовски неприятно. Я прожил так три года, и с меня хватило. А есть люди, которым не так повезло, как мне, и они живут так пять, десять, пятнадцать лет. Что делать человеку, если у него нет нескольких тысяч долларов на операцию? Если нет возможности бросить работу на время выздоровления, так как эти деньги нужны семье? Это абсолютно несправедливо. Поэтому закон необходимо менять. Приводить его в соответствие с мировыми нормами помощи трансгендерным людям. Чтобы человеку не приходилось поступаться своим достоинством для получения необходимого лечения. Чтобы люди могли спокойно поехать навестить своих родных без часового доказательства, что это его/её документы, без унизительных личных досмотров. Чтобы, в конце концов, можно было просто получить посылку на свой паспорт без всяких проблем или завести счёт в банке.