В фильме “Фальшивый оргазм” (Fake orgazm, 2010) гендерный акционист Lazlo Pearlman говорит очень важную, как мне кажется, фразу: “Я не могу сказать, что я не люблю свое тело. Потому, что сразу подумают про неудачный переход. А дело не в переходе. Оно стареет, краснеет, жирнеет – я далеко не всегда люблю его”.
И это правда. Транс*люди, совершившие переход, в мире, пусть даже интерсекциональном и феминистическом, по-прежнему не могут сказать без неприятных последствий “я не люблю свое тело” или “мне в нем что-то не нравится”.
Переход рассматривается как избавление если не от всех бед, то от всех телесных неурядиц. И вот тут возникает любопытный зазор: есть люди, которые считают свой переход неудачным по тем или иным причинам. И в данном случае “я не люблю свое тело” рассматривается как, по сути, недовылеченная, недоустраненная гендерная дисфория. Вот, попадись хирург получше/гены покрепче – глядишь, и удалось бы.
Но мне куда более интересно исследовать иной пласт людей – тех, чей переход они сами (и их окружение также) считает удачным, хорошим или даже идеальным. Такие люди по-прежнему вынуждены молчать о проблемах. Точнее, считается, что проблем у них нет.
Первое правило транс*комьюнити – никого никогда не подталкивай на транзишн. Это – крайняя мера. Забавно, что если раньше я считал такой ход попросту этичным, то сейчас вижу в нем и иной потенциал – в мире формируется достаточное количество ненормативных сообществ и многие люди сознательно отказываются от тех или иных бодимодификаций, тем самым ставя под вопрос незыблемость связи гендера и внешности. И это вполне себе квирная практика…
Когда я услышал Lazlo, я закричал: “Черт возьми, это оно! Я не один!”.
Сказать даже внутри транссообщества, что тебе нравится твой переход, но вот если бы не некоторые моменты – строгое табу. При этом есть разделение этого “не нравится”, которое оказывается в огромной степени гендерно-маркированным.
Например, трансмужчина может не любить волосы на теле, которыми одарила его тестостероновая гормонотерапия, но не получит сочувствия. Реакция будет примерно такая “ну а что ты хотел? ты же мужчина!”, “наоборот, это так маскулинно”.
При этом если этот же транс*мужчина жалуется на то, что голос не сломался – получит сочувствие и, в какой-то степени, социальное поощрение – “да, ты правильный, ты хочешь быть настоящим и переживаешь, что где-то не хватает”. В обратную же сторону хода нет. Обратная сторона – это всегда скрытый вопрос “а ты уверен, что не ошибся с переходом?”.
Примерно это слышат многие транс*люди с альтернативной сексуальной ориентацией – мол, оставаться надо было по ту сторону баррикад. И в том, и в другом случае я вижу проявления бинарности и стереотипов, а так же того самого призрака пресловутого “ядерного тренссексуализма”, по критериям которого “все равно, насколько страшным, лишь бы мужиком”.
Я считаю и считал свой переход удачным, если не сказать счастливым. При этом, как оказалось, удачный переход – это, по мнению многих пожизненное отсутствие претензий к своему телу, своей внешности. И не просто отсутствие, но и постоянное восхищение всем, что вызвано практиками бодимодификаций и является гендерно маркированным.
Волосы – хорошо, хоть в йети превратись. Соски нечувствительны после мастэктомии – ну так у мужчин и так оно послабее будет. Прыщи…помню, как мне, измученному многолетней борьбой с акне тяжелой степени на мою жалобу о том, что как без них хорошо и что чем бы их вылечить, чтоб навсегда, близкий человек сказал “мальчикам прыщи к лицу, они их не портят”, намекая на то, какие чудеса тестостерон сотворил с моим телом и что плата за них, взятая прыщами, незначительна.
Если посмотреть на ситуацию в квир-парадигме, то получается, что в случае перехода или отрицания паспортного пола идентичность человека нуждается в гипер-уверенности в ней (и гипер-поддержании этой гипер-уверенности изо всех сил). Пусть хоть ноги отваливаются, главное, чтоб отваливались как у лиц того гендера, куда я перехожу.
А эта гипер-уверенность имеет и другие подводные камни – тут и внутренняя транс*фобия, и сверхбыстрый бег на длительные дистанции от медицинских специалистов, которые могут подкорректировать то, что затронули практики перехода или просто считаются “врачами для какого-то определенного гендера”, и самозапрет увлечений и бьюти-практик.
Каждый раз косо смотрю на маму, когда крашу ногти в черный – интересно, она вот сейчас, наверное, думает, что я ошибся, что я хочу вернуться, но держу марку или что я застрял между полами, словно они дощатые. А когда крашу в цветной – не смотрю. Потому что или не крашу или сразу стираю и возвращаю черный – страх за идентичность оказывается сильнее, чем желание эксперимента.
Каждый раз, когда говорю, что теперь куда сложнее познакомиться с человеком и что переход принес мне огромное количество одиночества как трансгею – чувствую свой стыд и чужое осуждение или сочувствие – ну да, транслюди всегда одиноки и никому не нужны.
Как будто я обязан быть образцово-показательным счастливым человеком. А если я не такой – значит, и переход мой – ложь, самообман и фикция.
И вот тут получается очень интересно: цисчеловек может делать все, что угодно, в том числе быть недовольным пубертатными изменениями или не отстаивать свою идентичность днями напролет, при том, что он не выходит за рамки гендерных ролей. А вот транс*персона, которая, так или иначе эти рамки если не сносит, то пошатывает, их же и вынуждена охранять.
Какой я вижу выход? Наверное, радикальные квир-практики, такие, как исследование своей идентичности на прочность, поиск границ и дальнейшая рефлексия их условности и зыбкости, расширение или отказ от последних вне зависимости от транс* или цисстатуса, и, наверное, самое сложное – подойти к зеркалу и сказать: у меня такой классный, самый лучший переход. И в нем присутствует не только то, что я люблю, он дал мне и то, что я не люблю. Именно это делает его (и меня) настоящим.