Общие замечания
С апреля по октябрь 2020 года Транс*Коалиция на постсоветском пространстве вела мониторинг и документирование случаев нарушений прав трансгендерных людей. Эта работа была частью общего проекта по реагированию на пандемию COVID-19 в странах региона Центральной Азии и Восточной Европы. Документировались при этом случаи за период не обязательно с начала апреля, а с начала введения государствами тех или иных карантинных мер, что можно считать точкой отсчёта изменения социальной реальности в соответствующих странах для их граждан – включительно с транс*людьми.
Основным источником информации о случаях нарушений прав была разработанная в рамках проекта анкета. Её заполняли сами пострадавшие на условиях анонимности и конфиденциальности, имея при этом возможность описать инцидент во всех деталях, которые считали необходимыми. Также некоторая информация была взята из опроса потребностей транс*людей в ситуации пандемии COVID-19, проведённого Транс*Коалицией ранее, где люди в том числе описывали проблемы, с которыми столкнулись. Часть из них заполнили также анкету по документированию – и в таком случае именно данные из неё брались как приоритетные – но некоторые повторно уже не откликались и не выходили на связь.
Наконец, ещё часть данных была взята из открытых источников – публикаций в СМИ и в социальных сетях, которые в отдельных резонансных случаях дополняли друг друга. Также сюда относятся случаи убийств, где получить информацию напрямую по понятным причинам невозможно.
Стоит сразу сказать, что полученные данные, безусловно, не являются полными и статистически репрезентативными, на них нельзя основывать строгие социологические построения. Немало случаев нарушения прав транс*людей могли остаться неизвестными и незадокументированными, что связано с несколькими факторами:
- закрытостью многих транс*людей, их изолированностью от транс*движения;
- недостаточной налаженностью связей Транс*Коалиции с некоторыми регионами и группами транс*сообщества;
- недостаточной заинтересованностью самих пострадавших в том, чтобы заполнять анкету или другими способами сообщать о случившемся с ними.
Тут можно отметить, что за первые месяцы работы проекта было получено заметно больше анкет, чем за последние. Причина может быть в том, что в первое время в Транс*Коалиции также действовал проект по предоставлению гуманитарной помощи, и люди, получившие её, были более расположены ко взаимодействию и в других вопросах. В общем же случае выгода от заполнения анкеты – которое предполагает трату некоторого времени, а возможно и душевных усилий на описание случившегося – транс*людям, невовлечённым в активизм, может быть неочевидна, как неочевидна связь между заявлениями международных институций о ситуации транс*людей в стране и возможностями изменения их личной жизненной ситуации «здесь и сейчас». Это один из уроков, который может быть извлечён из данного проекта, и который стоит принимать во внимание в любых аналогичных проектах по мониторингу и документированию.
Тем не менее, держа в уме ограниченность данных, их всё же можно анализировать по различным параметрам.
Отдельные записи были исключены как нерелевантные – они либо не относились к рассматриваемому периоду (например, описывали произошедшее ещё в 2019 году), либо не содержали описания того, что можно было бы назвать нарушением прав. В остальном было задокументировано 46 случаев насилия, дискриминации и других нарушений прав трансгендерных людей. Рассмотрим их сначала в разрезе демографических характеристик, а затем в ключе тех инцидентов, от которых пострадали люди.
Демографические параметры пострадавших
Распределение по гендерным идентичностям выглядит таким образом (здесь небинарные люди – зонтичная категория, включающая в себя любые идентичности, отличающиеся от мужских и женских).
Как видно из графика, трансгендерные женщины не только количественно преобладают среди пострадавших, но и составляют больше половины – 24 случая.
Что касается транс*статуса в отношении юридического признания гендера, то примерно в трети случаев (14) он точно неизвестен. Из остальных подавляющее большинство (75%) – это люди, чьи документы не совпадают с их гендерной идентичностью. Хотя из этих данных нельзя делать однозначных выводов, не имея общей статистики по количеству транс*людей, получивших и не получивших признание гендера, они свидетельствуют в пользу того, что несоответствие документов повышает риск столкнуться с нарушением прав.
При сборе информации фиксировалась также принадлежность людей к кросс-группам – другим меньшинствам, чтобы оценить степень влияния таких пересечений на дискриминацию. Были получены данные, что среди пострадавших транс*людей одновременно также:
- 7 человек являются мигрантками/мигрантами (по крайней мере в одном из случаев это внутренняя миграция из зоны боевых действий);
- 7 человек имеют те или иные проблемы со здоровьем (инвалидность, ментальные расстройства, хронические заболевания);
- 5 человек являются секс-работницами/работниками;
- 3 человека – бедные люди;
- 1 человек без определённого места жительства.
Общее количество таких людей – 15 (некоторые попадают сразу в 2 или 3 категории), или около трети от всех. Можно предположить, что на самом деле это число выше, поскольку не все при заполнении анкеты могли посчитать нужным указать такую информацию (хотя несколько категорий предлагались на выбор из списка, но никакой список не может покрыть все возможные варианты), а при получении данных из других источников она могла не быть доступной. Особенно это касается такого параметра как уровень дохода. Но и имеющиеся данные указывают на то, что одновременная принадлежность к другим меньшинствам может повышать вероятность подвергнуться нарушению прав.
Распределение по странам, где произошли инциденты, выглядит следующим образом:
В списке присутствует также Швеция, поскольку один из случаев касается мигрант_ки из постсоветского пространства, проживающей там. В остальном бросается в глаза заметное преобладание инцидентов из России и, в меньшей степени, Украины. Россия – самая населённая страна в регионе, и ситуация с правами человека для транс*людей в ней действительно оставляет желать лучшего (хотя и вряд ли может быть названа наихудшей среди постсоветских стран). Но, кроме этого, в ней также достаточно развито транс*движение, представленное рядом организаций и инициатив в разных регионах страны, своей деятельностью способствующих большей видимости случаев нарушений прав. То же можно сказать про Украину, но в меньшей мере – про страны Центральной Азии, Беларусь, Молдову, страны Кавказского региона. С последними, где в последние годы куда меньше используется русский язык, возникает ещё и языковой барьер, для смягчения которого весь текст в анкете был продублирован на английском. Играет роль также и то, представитель_ницы каких стран есть в активном составе Транс*Коалиции (на момент написания это те же Россия и Украина, а также Казахстан и Кыргызстан). Таким образом, малое или вовсе нулевое количество задокументированных инцидентов в ряде стран может быть объяснено не столько лучшей ситуацией в них, сколько перечисленными факторами.В списке присутствует также Швеция, поскольку один из случаев касается мигрант_ки из постсоветского пространства, проживающей там. В остальном бросается в глаза заметное преобладание инцидентов из России и, в меньшей степени, Украины. Россия – самая населённая страна в регионе, и ситуация с правами человека для транс*людей в ней действительно оставляет желать лучшего (хотя и вряд ли может быть названа наихудшей среди постсоветских стран). Но, кроме этого, в ней также достаточно развито транс*движение, представленное рядом организаций и инициатив в разных регионах страны, своей деятельностью способствующих большей видимости случаев нарушений прав. То же можно сказать про Украину, но в меньшей мере – про страны Центральной Азии, Беларусь, Молдову, страны Кавказского региона. С последними, где в последние годы куда меньше используется русский язык, возникает ещё и языковой барьер, для смягчения которого весь текст в анкете был продублирован на английском. Играет роль также и то, представитель_ницы каких стран есть в активном составе Транс*Коалиции (на момент написания это те же Россия и Украина, а также Казахстан и Кыргызстан). Таким образом, малое или вовсе нулевое количество задокументированных инцидентов в ряде стран может быть объяснено не столько лучшей ситуацией в них, сколько перечисленными факторами.
Что касается распределения по возрасту, то заметно преобладание более молодых людей с пиком в интервале 20–29 лет. Вряд ли это означает, что права старших транс*людей нарушаются реже. Скорее можно предположить, что молодёжь больше вовлекается в активизм и больше проявляет себя в социальных сетях, в силу чего оказывается более видимой, чем люди постарше.
Следующий параметр, на который стоит обратить внимание, касается как раз вовлечения в активизм. Таких по крайней мере 16 человек или чуть больше трети, 3 из них – на достаточно постоянной основе, состоя в организациях. О 8 людях точной информации нет. Более высокий риск для активист_ок подтверждается теми примерами, когда они подвергались преследованию именно за свою деятельность или позицию – в сети, со стороны трансфобных граждан или правоохранительных (в данном случае, по сути, карательных) органов. В то же время, стоит учитывать, что такие инциденты в силу публичности и активной позиции пострадавших также и чаще оказываются видимыми и доступными для документирования.
Особенности случаев нарушения прав
С точки зрения того, где произошёл инцидент с нарушением прав, видим следующую картину. Отмечу, что сумма по всем категориям здесь превышает общее число задокументированных инцидентов, поскольку некоторые из них проходят сразу по двум категориям (например, если полиция неправомерно задержала транс*человека на улице и затем продолжила проявлять трансфобию уже в отделении).
Видно, что большинство случаев произошли дома (16 – дома у пострадавших и 2 – дома у нарушителей). Это характерно особенно для первых месяцев (что можно увидеть, сравнив данные этого отчёта с промежуточными за 2 месяца), когда в большинстве стран действовал жёсткий карантин, и многие были вынуждены проводить дома большую часть времени. На втором месте инциденты в общественных местах – здесь обозначены как «улица», но включают в себя также произошедшие, например, на природе. Часть из них связана с публичными протестными акциями, за которыми следовало задержание полицией – об этом несколько далее. Также сравнительно много нарушений происходили в учреждениях и связаны в основном с проявлением трансфобии их сотрудниками – это снова-таки отделения полиции, а также медучреждения, банки и др.
Сравнительно небольшое задокументированное количество инцидентов по месту работы и учёбы может быть связано с частичным переходом в удалённый режим. Кроме того, в этом карантин отчасти уравнял трансгендерных людей с остальными: ситуации, когда люди оставались без работы по причинам, не связанным с транс*статусом, здесь не рассматривались. Наконец, выявленное число инцидентов в сети предположительно может быть существенно ниже реального потому, что не все могли считать их стоящими внимания, если, например, не воспринимали проявления речи ненависти в свой адрес как реальную угрозу.
Несколько более информативны данные о том, кто были нарушителями прав транс*людей.
Примерно равное количество составляют частные (первые три категории) и должностные лица. При этом около трети (15 случаев) – близкие пострадавшим люди: члены семьи либо партнёры, с которыми те находились в длительных отношениях. Обращает на себя внимание то, что лишь в 4 случаях нарушителями были люди, незнакомые пострадавшим на момент инцидента, причём 2 из них произошли в Интернете. Другими словами, угроза для транс*людей со стороны случайных трансфобных прохожих выглядит существенно меньшей, чем со стороны тех, кто их хорошо знают, но не принимают. Условия карантина, в которых они оказываются заперты в одном помещении и ранее существовавшие конфликты ещё обостряются, могут дополнительно усугублять ситуацию.
Хотя формально полицейские – такие же сотрудники при исполнении обязанностей, как и любые другие, было решено выделить их в отдельную категорию, поскольку и количество связанных с ними инцидентов также выделяется, превышая суммарное для всех остальных. Из них 3 – это задержание после пикетов, проводимых активист(к)ами в России против внесённого в парламент законопроекта, которым фактически предлагалось запретить юридическое признание гендера для транс*людей. Ещё по крайней мере 3 случая арестов также связаны с проявлением пострадавшими активной позиции. 2 случая – ситуации несовпадения внешности и документов из-за отсутствия юридического признания гендера, остальные 3 – различные проявления предвзятости по причине транс*статуса, вплоть до шантажа и вымогательства. Де-факто полицейский был нарушителем ещё в одном случае, но в той ситуации он действовал не как должностное лицо, поэтому не включён в эту категорию.
Отдельно вынесен случай, в котором виновником безлично обозначено государство. Там транс*активистка подожгла сама себя напротив здания мэрии Тбилиси, выражая таким образом протест против бездействия властей, которые ничем не помогают транс*людям в их тяжёлом положении во время эпидемии. Реакцией на её поступок, однако, стало снова-таки задержание полицией.
По характеру инциденты разделены здесь на три типа. При этом для более чёткого разделения в категорию «психологическое насилие» включены только те случаи, в которых оно было доминирующим, поскольку при дискриминации и физическом насилии оно также часто присутствует как компонент.
Случаев дискриминации больше всего (22), и половину их составляют уже рассмотренные выше неправомерные действия полиции. Другие ситуации связаны с трудоустройством (увольнение с работы или отказ в официальном оформлении), учёбой (предвзятое отношение из-за транс*статуса или гендерной идентичности), ненадлежащим медицинским обслуживанием (в том числе принудительное помещение в психдиспансер), банковским обслуживанием и др.
Психологическое насилие в большинстве случаев происходит из неприятия гендерной идентичности транс*человека. Оно принимает формы мисгендеринга, деднейминга, иногда и более жёсткого давления с требованием вести себя в соответствии с приписанным полом. Чаще всего оно исходило от родителей или других членов семьи и близких. По крайней мере в 3 случаях это были также оскорбления, угрозы и преследование в сети.
Физическое насилие включает в том числе три случая убийства:
- Транс*женщина из Узбекистана Тамара Хатамжонова была убита в Санкт-Петербурге 13 января. Убийца расчленил тело и выбросил в реку, где оно было найдено лишь в июне, когда и стало известно об этом жестоком преступлении. Хотя формально оно не попадает в рассматриваемые в проекте временные рамки, я решила не исключать его из отчёта, поскольку о подобных вещах особенно важно говорить и не забывать.
- Транс*секс-работница Айсу Маммадлы была зарезана клиентом у него дома в Баку. Ей было нанесено 11 ножевых ран.
- Транс*женщина Виктория Басаковская была задушена полицейским, с которым состояла в отношениях. Убийца сначала пытался спрятать тело, но затем сам признался в содеянном. Со слов знакомых, раньше он постоянно ревновал её и неоднократно бил.
Кроме этого, зафиксировано ещё несколько случаев особенно жестокого насилия:
- в Житомире трансгендерную девушку избивали и насиловали на протяжении нескольких часов;
- в Харькове транс*девушку побили и сломали ей нос, после чего она несколько дней провела в больнице;
- в Баку на следующий день после описанного убийства другая транс*секс-работница также получила удары ножом от клиента;
- в Курской области неизвестный напал на транс*мужчину и избил его.
Эти случаи получили огласку не только в правозащитных кругах, но и в СМИ, и по ним ведутся расследования. К сожалению, остаётся общая проблема, что полиция очень неохотно расследует такие преступления, не желает принимать во внимание мотив ненависти в отношении гендерной идентичности, а то и вовсе пытается повесить вину на жертву, представляя действия преступника как якобы самозащиту.
Здесь уместно посмотреть, как сами транс*люди оценивают, стоит ли им обращаться в полицию. Из тех, кто заполняли анкету об инциденте, только 4 человека указали, что обратились – при этом в 1 случае позже отозвали заявление, ещё в 1 полиция отказалась расследовать дело, и только в 2 случаях расследование было начато. Из тех, кто не обращались, 3 человека в силу разных причин не сочли это необходимым, ещё 3 побоялись столкнуться с трансфобией, но большинство просто не верят, что такое обращение может принести результат. По поводу трансфобии стоит отметить, что теми, кто обращались, фактических её проявлений отмечено не было, но они были в других упомянутых ранее ситуациях, где сами полицейские являлись нарушителями.
Среди тех, чьи случаи взяты из опроса потребностей, обращений в полицию не было. Среди же случаев, информация о которых получена из открытых источников, по крайней мере в 9 – то есть в половине – полицией было начато расследование, и ещё в 1 было обращение в трудовую инспекцию. Стоит уточнить, что не все такие обращения инициировали сами пострадавшие транс*люди (в частности, в них входят 3 случая убийств). В целом, если инцидент достаточно резонансный и о нём пишут СМИ, полиции может быть сложнее «отвертеться» от расследования, даже если она не очень хочет его вести. Поэтому публичность, если она не создаёт дополнительных угроз безопасности, может быть полезна. Успешность расследования, однако, она ещё не гарантирует – хотя в полной мере оценить её в рамках проекта мы не можем, поскольку следствие по большинству дел на текущий момент ещё не завершено.
Наконец, попробуем дать общую оценку влиянию пандемии COVID-19 и связанных с ней карантинных мер на нарушение прав трансгендерных людей. Для этого будем ориентироваться прежде всего на описание инцидентов со слов пострадавших либо из других источников и то, упоминаются ли в нём соответствующие факторы прямо или косвенно.
Таких случаев насчитывается по крайней мере 11. На первый взгляд это не так много (примерно четвёртая часть от всех). Но если посмотреть на них во временном разрезе, то видно, что почти все они (кроме одного) приходятся на весенний период, где составляют почти половину от задокументированных тогда случаев. А именно в этот период в большинстве постсоветских стран действовали и наиболее жёсткие карантинные меры, летом же они были послаблены и сведены до минимума.
Конкретно респонденты отмечали такие факторы:
- Карантин, предполагавший самоизоляцию в течение некоторого времени, в результате чего транс*люди оказывались заперты в одном пространстве со своими родными, подчас не принимающими их гендерную идентичность.
- Другие меры, принятые властями, такие как повсеместная проверка документов, закрытие границ между регионами страны; или, напротив, отсутствие необходимых мер для защиты транс*сообщества.
- Снижение дохода из-за потери работы или уменьшения числа заказов на фоне пандемии, и как следствие – финансовая зависимость от опять-таки трансфобных близких.
- В одном случае против респондент_ки было начато уголовное преследование под предлогом распространения фейков о коронавирусе, фактически же, вероятно – за ЛГБТ-активизм.
Сейчас, когда на фоне «второй волны» пандемии многие страны снова ужесточают ограничения, можно ожидать нового ухудшения ситуации. Кроме того, можем только гадать, какой вклад общая ситуация вносит во все прочие случаи насилия и дискриминации в психологическом аспекте. Ведь люди, испытывающие в связи с ней больше негативных эмоций, ощущают и потребность куда-то их «сбрасывать», и, к сожалению, часто делают это в форме агрессии, направленной на тех, кто слабее и уязвимее, от кого или за кого в силу принадлежности к меньшинствам меньше вероятность «получить» в ответ. Вопрос оценки этого фактора выходит за рамки данного проекта и может быть темой отдельного исследования.
Комментарии респондент_ок
В анкете было также поле, в котором можно было поделиться любыми мыслями, замечаниями и пожеланиями, и многие при заполнении воспользовались этой возможностью. Некоторые комментарии просто дополняли описание инцидента. Другие давали более общее описание ситуации (во всех цитатах ниже удалена личная информация, оригинальная орфография и пунктуация сохранены):
«В Интернете стало много гомофобных и трансфобных сообществ, призывающих к открытому насилию и выставляющих ЛГБТ-людей как “отвратительных и никчемных”. В этих сообществах есть прямые оскорбления и угрозы, видел даже призывы к убийству. Сообщества, вроде “Волк-гомофоб”, “Медведь-гомофоб”, “Против ЛГБТ” часто призывают к насилию».
«…в своей работе мы столкнулись с невозможностью провести свои и так немногочисленные мероприятия (вроде консультаций равный-равному, встреч с экспертами и тд) очно, а для проведения их заочно не хватает оборудования и материального обеспечения. Также стоит отметить, что инициатив помощи транс*людям в условиях карантина практически вовсе нет».
«Все мероприятия пришлось перенести в онлайн, из-за чего откладывается подготовка и само проведение голосового тренинга для трансгендерных людей, ранее запланированного на начало апреля».
Или высказывали пожелания:
«Мечтаю чтоб для нас было легче проходить комиссию и чтоб для нас зделали облегчение по смене документов, чтоб делали операции по смене голоса в России не только а Москве и в других городах чтоб были специалисты унас по смене пола вагинопластики . И самое главное чтоб наша сообщество ЛГБТ организация России помогала в трудной жизненной ситуации Трансгендерам».
«Хочу быть активисткой».
Был и такой комментарий:
«Я трачу время в пустую, вам только бы статистику пополнить».
Но есть и слова благодарности:
«Я очень благодарная транс-сообществу … Если у меня все это будет. Я буду сильная. И буду помогать таким же трансгендерам».
«Это было очень важно, что мне оказали помощ. Хотелось бы и мне посотрудничать если я могу быть полезен».
«Спасибо вам. [Психолог] вытащил меня с самого черного дня и помог жить».
«Спасибо за вашу инициативу!»
В заключение хочу призвать к как можно более широкому распространению этого отчёта или содержащейся в нём отдельной информации, в том числе среди государственных учреждений и на международном уровне. Ведь чтобы сделать шаг к решению проблем, важно сначала сделать их видимыми. Это прежде всего и было целью проекта по документированию случаев нарушений прав трансгендерных людей в странах Центральной Азии и Восточной Европы.
Инна Ирискина