Здравствуйте, дорогие сёсТры! Не важно находитесь ли вы в начале пуТи или уже много лет, сегодня я бы хотела поговорить с вами начистоту о наших общих перспективах. В нашем сообществе давно ходили слухи о том, что жизнь после транзишена есть, и я хочу сейчас поговорить как раз о ней. Поговорить с вами я об этом хочу, как равная с равными, потому что я сама прошла через перипетии перехода в России и хочу призвать вас к диалогу.
Многие из нас решаются на переход из–за невыносимой гендерной дисфории (ГД). Все мы знаем, что ГД способна и регулярно приводит к суициду отчаявшихся людей, и потому так важно, чтобы у нас была возможность избавления, совместимая с жизнью. ХХ век дал нам много в этом плане – возможность транзишена, о которой могли только мечтать предыдущие поколения трансгендеров, и которая покажется самыми первыми примитивными шагами в этом направлении тем, кто будет жить после нас. Гормонотерапия позволила нам изменить вторичные половые признаки, с помощью SRS мы можем изменить конфигурацию гениталий на приближенную к влагалищу. Всё это вместе открыло нам возможность женской ресоциализации с определённого периода нашей жизни. Перспектива, захватывающая дух и кружащая головы, измученных гендерной дисфорией сестёр.
Многим из нас известно такое явление, как гиперфеминность трансженщин, которые недавно вышли на фултайм или же недавно прекратили борьбу с собой. Обычно, в этот период мы более всего заметны в обществе как социальная группа, и большинство стереотипов о нас складывается именно под влиянием того, что оценивают не всех нас, а только гиперфеминных трансженщин в начале транзишена. Но когда проходит эйфория первых лет, мы обнаруживаем себя в совершенно новой реальности с кучей проблем, которые до этого не казались столь значительными. Мы сталкиваемся с пренебрежительным отношением, с восприятием нас со стороны многих мужчин исключительно в качестве сексуального объекта, от нас, как и от других женщин, начинают ожидать, что мы «родим ребёнка и уйдём в декрет» и поэтому ставят нам препоны при трудоустройстве, мы понимаем, что ходить ночью по улицам теперь чревато не только ограблением и избиением, но и изнасилованием с убийством.
Что это? Сожаление? Нет, я лучше умру, чем совершу обратный переход. Это более глубокое осознание социальной реальности, в которой мы живём, процесс снятия иллюзий ценой собственного жизненного опыта. Мы хотим согреться от ледяной стужи и обнимаем кипящий котёл – вот что такое транзишен в патриархальном обществе. И здесь мы выходим на весь тот комплекс проблем, с которым исторически имеет дело феминизм.
О транс*женщинах часто говорят как о «женской душе, запертой в мужском теле» или как о «женщинах, рождённых в мужском теле». Я не верю в эти сказки для врачей и обывателей. Я верю в то, что у каждой из нас был свой собственный опыт, жизненный путь, который сделал нас такими, какие мы есть. Но вне зависимости от того, каковы были причины нашей трансгендерности, мы имеем право на жизнь, достоинство и счастье, как и все люди.
Мы не знаем, но можем только гадать, как обстояло бы дело с трансгендерностью в обществе без патриархата, в котором не было бы сексизма и репрессивных гендерных рамок. Тем не менее прожить нашу жизнь предстоит нам в том мире, который мы видим вокруг себя сегодня. В том мире, который с раннего детства встретил нас гендерной нормализацией и оставил на нашей личности неизгладимые психические травмы. Я хочу сказать, что да, мы – продукт своего времени, и решать наши проблемы нам предстоит из возможностей нашего времени. Те, кто говорят нам о необходимости самоотречения во имя лучшего будущего, отказывают нам в праве на жизнь. Это не означает, что я призываю отказаться от борьбы с патриархатом, напротив, я горячая сторонница борьбы. Однако вышесказанное означает то, что борьба имеет два измерения – общественное и личное, которые взаимно дополняют друг друга. Мы не можем эффективно бороться за общее дело, не обладая лично хотя бы самым малейшим ресурсом, и мы не можем достичь подлинной свободы без коллективной борьбы за наши общие интересы.
У феминисток есть один замечательный лозунг: «Моё тело – моё дело!» Он очень хорошо согласуется с нашими потребностями. Более того, я хочу сказать, что наша генитальная конфигурация – это наше личное дело. Мы в праве определять то, какой она будет, отдавая себе отчёт в том, что наши желания так или иначе социально сконструированы, и чётко понимая последствия наших решений. Это то, что должны сделать мы сами, никто не имеет права нам это навязывать.
Даже в нашей среде до сих пор существует большая путаница в понятиях: пол, гендер, гендерная идентичность. Эти слова используется как синонимы или же каждый раз между ними выстраиваются новые взаимосвязи. Всё это позволяет внести большую путаницу в суть дела, порождает пространство для спекуляций и размывает видение ранее установленных систем власти. Любые попытки внести ясность в понятия должны опираться на твёрдую философскую почву анализа гендерных отношений. Я глубоко убеждена в том, что анализ патриархата, проделанный феминизмом второй волны, который выводит основы женского угнетения из разделения на репродуктивные классы, не может быть отброшен простым указанием на существование транс* женщин.
Гендер – это исторически сложившийся на основе биологического пола социальный класс людей, за которым закреплены определённые функции или социальные роли. Причём гендерное разделение основано на дисбалансе власти: мужской гендер – правящий, женский – подчинённый. За мужчиной был закреплён производительный труд во всех его ипостасях, за женщиной – сексуальное ублажение мужчин, репродуктивная функция и бытовой труд, что в современном обществе проявляется как ответственность за воспроизводство рабочей силы.
Я согласна с этими тезисами. Это основа. Проблема в том, что гендер – это очень многослойное явление, проявляющее себя не только в вышесказанном, но и в культуре, психологии, интернализуемое самим индивидом в качестве гендерной идентичности. Если же по каким-либо причинам гендерная идентичность человека (т.е. интернализованный гендер) не совпадает с предписанным в соответствии с гениталиями, и эта нестыковка создавала сбои при попытках гендерной социализации индивидуума, разве можем мы говорить, что она прошла успешно, и человек (в случае транс*женщины) социализирован так же, как мужчина? Я считаю, что нет. Потому что социализация – это не только то, что проделывают над человеком. Это обоюдный процесс, который требует непосредственного участия человека, усваивания навязываемых установок. Нельзя отрицать очевидный факт: гендерная социализация действует на разных людей по–разному. Я не знаю, почему так происходит – потому ли, что у этих индивидов разный жизненный опыт или потому, что существует какая-то биологически обусловленная вариативность в восприимчивости – это не столь уж и важно. Важно то, что личность воспринимает гендерные наставления не безусловно, она не только объект, но и субъект гендерной социализации, в ходе которой её ранее полученный опыт или природная предрасположенность участвует в успешном (или в той или иной степени неуспешном) прохождении гендерной программы.
Более того, гендерная социализация происходит не в вакууме, и люди с детства слышат посылы, которые направлены как к мальчикам, так и к девочкам, и в которых говорится о том, какими должны быть “настоящие” мужчина и женщина. Поэтому в ситуации трансгендерного конфликта, когда идёт сильное отторжение всего, связанного с ненавистным гендером, люди склонны некритично усваивать посылы, направленные иному гендеру. В отсутствие гендерных наставлений, которые получают девочки в семье, трансженщины склонны некритически воспринимать те гендерные наставления, которые содержатся в окружающей нас массовой культуре. В этом заключается одна из причин гипертрофированной феминности трансженщин, которая часто проходит со временем. Хотя, конечно, есть ещё и фактор признания – чем менее феминно с точки зрения общества мы выглядим, тем более мы стремимся скомпенсировать это посредством «женских» атрибутов, чтобы добиться уважения нашей гендерной идентичности, чтобы нас признали как личностей. Как ни крути, а на сегодняшний день гендерно-неконформная внешность является цисгендерной привилегией – мы можем позволить себе такую неконформность во внешности и не слишком пострадать от санкций трансфобного общества, лишь если мы обладаем достаточно хорошей пассабельностью, при которой даже неконформная внешность не затруднит правильную гендерную идентификацию нас.
Теперь вернёмся к проблеме гендерной идентичности, придерживаясь использованной выше методологии. С самого рождения человек попадает в определённую социальную реальность, которая отражается в человеческой психике в виде ментальных конструктов. Одним из таких конструктов является гендерная идентичность, т.е. интернализованный гендер. Я говорю об интернализованном гендере в том смысле, что гендерные отношения, гендерное позиционирование усваивается человеком на уровне психологии, встраивается в своё “Я”. Интернализованный в смысле воспринятый и помещённый внутрь психики. Согласитесь, есть разница, рассматриваем ли мы гендер как объективное общественное явление или как ментальный конструкт, часть личности внутри психики индивида (что я называю гендерной идентичностью). Я была бы счастлива, если бы нам удалось избежать путаницы этих понятий в последующем.
К сожалению, многие трансгендеры воспринимают такие попытки рассмотрения гендерной идентичности и гендера как угрозу своей идентичности, которая была с таким трудом очищена от навязанных нам представлений о самих себе и отвоёвана у общества. Этот конфликт вызывает сопротивление гендерному просвещению, вскрывающему исторические корни гендерных отношений и демистифицирующему идеологию гендерной идентичности, которой мы защищаем себя. Это выглядит ещё более кощунственным в свете того, что в краткосрочной перспективе подобные действия наносят очевидный ущерб трансгендерам в странах с высоким уровнем трансфобии. Эти аргументы весомы, они имеют политическую ценность. Но я хочу показать, что последовательное развитие данной логики ведёт нас в исторический тупик. Эта позиция не только уязвима перед научной критикой, но и заставляет нас реорганизовывать свою индивидуальную реальность в соответствии с требованиями мифа. Вместо того, чтобы изучить свой собственный опыт и на основании него понять причины, механизмы, движущие силы развития нашей личности, наши подлинные потребности и интересы как развивающихся личностей, мы формируем шаблон идентичности вокруг мифа, соответствия которому мы требуем как условие принятия в группу. Стирание опыта реальных транс* женщин в угоду навязанным нам извне стандартам (не в последнюю очередь со стороны психиатрического сообщества) ведёт к разобщению трансгендеров, что на практике проявляется как холиворы между «тру» и «не тру», «ядерными» и «неядерными», «настоящими» и «чулочниками» и т.д. Мимоходом отмечу, что всё вышесказанное с некоторыми оговорками относится и к сексуальной ориентации.
Конечно, я отдаю себе отчёт в том, что в наиболее уязвимом положении находятся те из нас, кто находится в состоянии перехода. Именно над ними весит дамоклов меч политической нестабильности и неопределённости в отношении трансгендеров, которые составляют неустойчивое статус-кво. И тем не менее я бы хотела предостеречь остальных сестёр от иллюзии островка безопасности, который нам предоставляет изменение гражданского пола, – это ещё не избавление и не будет им до тех пор, пока власть находится в руках тех, кто в любой момент может поставить нас всех вне закона.
Патриархат делит женщин на два полюса: матери и шлюхи. Не имея возможности стать биологическими матерями, мы неминуемо попадаем под действием патриархальной культуры в категорию шлюх. Это фундаментальная причина, по которой множество наших сестёр попадает в секс-индустрию и даже те, кто избегают такой участи, большинством мужчин воспринимаются лишь в качестве экзотических сексуальных объектов. Да, бедность, да, высокие цены транзишена. Но позвольте, не они ли поддерживают систему нашей дискриминации, не давая нам работать в социально-приемлемых областях? Не они ли навязывают нам дорогие препараты (даже тогда, когда есть более дешёвые аналоги)? Не они ли принимают стандарты, которым нам необходимо соответствовать, чтобы завоевать право на относительно терпимую жизнь? Работодатели, психиатры, сутенёры и порнографы – это шайка, которая наложила свои грязные лапы на всё трансгендерное сообщество и вертит нами, как хочет. Да, можно назвать некоторое количество исключений, но это не отменяет общей тенденции. До каких пор ради общественного признания мы будем продолжать конструировать себя, исходя из видения и потребностей цисмужчин?
Чем подкупают среднестатистическую трансженщину рассуждения маскулистов? Тем, что все те факты, которые они перечисляют, ей до боли знакомы, и она особенно остро чувствует их на своей шкуре. Речь идёт о завышенных требованиях, которые предъявляют к мальчикам, чтобы те выросли в мужчин (состоявшихся господ), угнетении сферы эмоциональных проявлений, принудительном призыве в армию, нормализации насилия в отношении лиц мужского гендера, о гендерных стереотипах и навязываемом гендерном разделении труда и т.д. Но проблема заключается в том, что маскулисты перенаправляют праведный гнев в ложное русло, обвиняя женщин в том, за что по правде ответственны обладающие властью мужчины, – старая фашистская уловка. Что светит тем трансженщинам, кто вступил в союз с маскулистами? В лучшем случае, та подчинённая роль, которую занимают в современном мире нетрансгендерные женщины – не велико приобретение.
Я хочу сказать, что в наших интересах повернуться лицом к нашим цисгендерным сёстрам, к женщинам, проходящим женскую социализацию с рождения, и помочь им в борьбе за своё освобождение от патриархата, поскольку это и наше освобождение.
Да, многие из феминисток не готовы видеть нас своими сёстрами. Это шокирует, от этого больно. Из-за этого очень хочется обвинить их в трансфобии (хотя некоторых и следовало бы, за разжигание) и т.д. Но когда отойдут первые эмоции, стоит вспомнить о том, что тысячи лет патриархат угнетал женщин. Мужчины убивали, насиловали, обманывали и подчиняли женщин. Недоверие имеет свои корни. Если мы в ответ на это обоснованное недоверие начнём требовать, угрожать, затыкать рот, то чем в самом деле мы лучше мужчин-сексистов? Нужно понимать, что мы разные, наш опыт гендерной социализации отличается от того опыта, который получают женщины, проходящие женскую социализацию с рождения. Они зачастую менее остро переживают акты гендерной нормализации, но у нас не было и нет репродуктивного принуждения, т.е. над нами не висит риск беременности, нас не заставляют рожать, нас практически не касается политика в отношении абортов. И, безусловно, мы отличаемся от мужчин. У нас свой особый опыт гендерной социализации, не сводимый к двум полюсам бинарной гендерной системы даже в том случае, если мы женственные MtF 650 из 650 по COGIATI. Тем не менее это не некоторый принципиально отличный, инопланетный опыт. Определённая его часть пересекается с женской и может послужить хорошим основанием для сотрудничества. Я говорю сейчас о борьбе против проституции, порнографии, объективации, дискриминации в отношении женщин, гендерных стереотипах в конце концов. Есть сферы, которые являются областью интересов нетрансгендерных женщин, такие как доступ к абортам, контрацепции и права матерей. Мы можем здесь помогать в тех случаях, когда они готовы принять нашу помощь. Мы можем не мешать. Но мы не можем заявлять себя экспертами в этой области, и чего мы ни в коем случае не должны делать – это становиться на сторону тех, кто стремится со стороны контролировать женскую репродуктивную функцию, использовать эту уязвимость, чтобы сделать женщин более зависимыми.
По большому счёту, хотим мы того или нет, нашей целью является не переход в угнетённое положение, а изменение гендерных отношений. Трансгендерный переход похож на поле боя, часть которого находится внутри человека, а часть – снаружи. В поиске точки комфорта в гендерном пространстве приходится изменяться самой и изменять микро– и макросоциум, потому что в жёсткой патриархальной системе найти такую точку комфорта удаётся не так уж и многим (особенно женщинам, не говоря уж о трансгендерах).
Существует два принципиально разных подхода к борьбе с патриархатом. Первый рассчитывает на то, что в определённых условиях жёсткое патриархальное общество будет сокрушено напрямую в лобовом столкновении, а гендер как институт власти – уничтожен. В рамках такой постановки вопроса трансгендеры с их интересом тут вообще ни причём, и большинство из нас, возможно, даже не поймут, зачем это делать. Но существует и второй подход, согласно которому приветствуется то, что работает на расшатывание и размягчение патриархальной структуры, чтобы в решающий момент сразить этот колосс на глиняных ногах. В рамках данной парадигмы совершенно очевидно, какое отношение ко всему этому имеют трансгендеры (и, кстати, не только мы). Да, я понимаю, что не все из нас пойдут до конца, но на определённом этапе будут общие цели, задачи, интересы, а значит и платформа для сотрудничества. Как это организовать на взаимоуважительных основах – другой вопрос.
Я хочу изменить структуру гендерных отношений так, чтобы в ней не было место угнетению, чтобы отношения строились на основе равенства. И я надеюсь, что со временем различные социальные группы, заинтересованные в этой цели, смогут прекратить совместные дрязги, выработать эффективные механизмы сотрудничества и наконец сделать это. Уничтожить патриархат. Раз и навсегда. Только практика совместной борьбы против патриархата может прекратить накопившиеся предрассудки и создать единое мировое сестринство, не разделённое трансмизогинией.
Александра Ясенева
Мнения, высказанные в материале, могут не совпадать полностью с позицией Транс* Коалиции.